Мост в чужую мечту - Страница 31

К оглавлению

31

За спиной у Яры кто-то деликатно кашлянул. Яра обернулась и, ойкнув, взяла себя в руки. В шаге от нее стояла Кавалерия.

– Ну как дела? Нашла что-нибудь?

– Да нет, пусто! Кто-то вытащил! – нажаловалась Яра.

– А ключ?

– Да какой тут ключ! Тут никакой ключ не спасет! – раздраженно ответила Яра.

– Плохо, очень плохо. Тревожит меня эта история. А то забыла тебя сразу спросить!

Кавалерия озабоченно повернулась и пошла. Яра смотрела на ее удаляющиеся лопатки, продолжая праведно негодовать. И только когда Кавалерия вышла из пегасни, до Яры дошел смысл ее последней фразы. Она соврала Кавалерии, думая, что та задает вопрос про инструменты. Кавалерия же спрашивала про ключ с красной биркой.

Яра метнулась следом, но, пробежав шага два или три, неуверенно остановилась. Нет, она не будет говорить сегодня. Конечно, Кавалерия должна узнать о змейке, но… лучше вначале разобраться самой. Что изменится за ночь? Или за две? Главное, что змейка не у ведьмарей!

Змейка осторожно вытащила острую мордочку из ее пульса.

Глава 9
«ЧОКНУТЫЙ НЫРЯЛЬЩИК»

Когда-нибудь все мы пожалеем, что мало страдали, как недопеченный пирог жалеет, что мало простоял в печи.

Кавалерия

«Закладка… За… кла… дка…» – бормотала Рина, вздрагивая вместе со спиной Гавра и его то проваливающимися, то опускающимися крыльями. Слово проворачивалось на языке, как отпавший кусок зубной пломбы – уже чужое, уже ненужное, уже не твое. Как ногти, которые равнодушно выбрасываешь в мусорное ведро, хотя минуту назад они были частью твоего тела, входили в «Я» как составной элемент его телесности.

Когда человек сделал что-то плохое или неумное, например, сболтнул лишнее и повредил другу, ему скверно. Но если увеличить дозу вины в тысячу раз, допустим, ты открыл лишнее врагу на войне и из-за твоего языка погибла дивизия, наступает оглушенность. Сознание отключается, откладывая вину до того момента, когда сможет ее осознать.

«Заклад… кладка… клад… лад… ад…» – шептала Рина.

Мысли смерзались. Потерянная укороченная нерпь с уникумом и закладка из пункта «Запад» сливались в нечто единое, страшное, лежащее на душе, как слипшийся ком позавчерашней каши, забытый на дне кастрюли.

Рина потеряла шарф в сотне километров от Москвы. Он обледенел от ее дыхания, и она решила перевязать его. Замерзшие пальцы слушались плохо, и вырванный ветром шарф умчался куда-то. Странно, что Гамов услышал, как она вскрикнула. Обычно звуки во время полета сразу сносятся. Гамов развернул Аля и бросил его вниз. Мелькнули сложенные черные крылья гиелы, и прильнувший к седлу, почти слившийся с ним всадник. Аль падал камнем: лишь кончики кожистых крыльев управляли полетом.

И Гамов, и шарф скрылись где-то внизу. Гавр, не видя, за кем следовать, начал дурить и попытался повторить отвесное пике. Рине пришлось вопить и дергать его за уши, чтобы он образумился.

«Не успеет!» – подумала Рина про Гамова, но тот уже вынырнул из «слепой» зоны. Гавр, для которого это стало неожиданностью, едва не перевернулся в воздухе. Евгений пронесся рядом, толкнув ее воздухом, и, точно лассо, набросил ей на шею шарф.

Вскоре, когда Москва просматривалась в отдалении как плоское серое пятно, окруженное белыми дымами от труб котельных, Гамов повернулся в седле и, махнув рукой, стал снижаться. Гавр, не спрашивая у Рины разрешения, последовал за Алем.

– Негодяй ты! Мог бы хоть у меня спросить! Вдруг я против? – буркнула Рина в шарф.

Рина узнала место. Они были недалеко от ШНыра, но не со стороны Копытова, а ближе к другому шоссе, название которого Рина вечно путала. «Соберусь когда-нибудь машину водить – выучу! А так чего мозг засорять?» – говорила она Сашке. Тот, любивший четкие и определенные знания, не понимал такой приблизительности.

Гамов сел у недостроенной бензоколонки. Место было подходящее. И с дороги незаметно, и можно укрыться за длинным одноэтажным строением, вдоль которого проходят островки заправок. Гавр, едва Рина спрыгнула у него со спины, сразу принялся носиться короткими куриными перелетками, то вспрыгивая на бетонные опоры навеса, то купаясь в снегу. Аль, как более мудрый, не позволял себе стихийных движений. Сложил крылья и по бензоколонке ходил полугиеной-полульвом, заглядывая в затемненные окна кассы.

«Налетался! Теперь ищет, чего бы съесть!» – подумала Рина. Она понадеялась, что сторожа на колонке нет, иначе впечатления ему обеспечены.

Гамов поочередно поглядывал то на Рину, то на Гавра.

– Выносливый, а ведь в силу еще не вошел!.. Пару раз он чуть тебя не сбросил! – заметил он.

– Ты бы меня поймал, – легкомысленно ответила Рина.

– Сомневаюсь. Девушки падают обычно быстрее шарфов. И в грунт зарываются глубже. И просто на уровне совета: когда гиела психует – закрывай ей глаза! Чем угодно: ладонями, платком.

– Зачем?

– Когда гиела не видит, она перестает кувыркаться. Правда, может начать кусаться. Тогда надо выбирать, что в данный момент лучше.

Рина смотрела на крепление для шнеппера на бицепсе Гамова и понимала, что ее мнение об этом парне постепенно меняется. Гамов начинал ей нравиться. Вот только одна мысль давно тревожила ее.

– Тебе приходилось стрелять в шныров? Стрелять, чтобы попасть? – резко спросила она.

Гамов, помедлив, качнул головой:

– Нет. Я всеми правдами и неправдами избегал патрулирований. Тилль пытался посылать, но с Белдо всегда можно договориться… Он прикроет.

– Почему ты не?..

– Мне было бы слишком просто… Угадай точку выхода, а дальше как в тире… И девушек много… Я не хочу!.. Да пошли они все… – буркнул Гамов и, желая закрыть тему, стал показывать Рине метательные ножи. Их было два, и фиксировались они на ножнах отличного боевого ножа, который вызвал бы нездоровый интерес у любого патрульного в московском метро.

31