Мост в чужую мечту - Страница 100

100

– От ты дуся! Да скоро? – в третий раз восклицал Витяра.

Он с таким оживлением вертелся на месте, что утрамбовал площадку в снегу. Стоять с ним рядом и то беспокойно. Нервничал не только Витяра. Рина с трудом сдерживала нетерпение.

– А сколько их будет? – спросила она.

– Два, – пояснил Витяра. – Остальные моложе семи месяцев… Их нельзя! Я уже в третий раз пролетаю! В третий!

– А сколько можно?

Вопрос, заданный без задней мысли, вывел Витяру из себя.

– От ты дуся! Пролетать? Да сколько угодно! Знаешь, сколько шныров не имеют собственного пега? – веская пауза и неожиданное продолжение: – И я не знаю!

Сегодняшнее утро было особенным. ШНыру представляли жеребят, которым предстояло обрести хозяев. Причем хозяина, по обычаю ШНыра, выберет сам жеребенок.

Многие приготовились очень плотно. Карманы у Витяры раздувались от сахара. Гоша, помимо сахара, припас ржаной хлеб. Вовчик обрызгался где-то купленным спреем, в инструкции на который сообщалось, что он привлекает непарнокопытных. Непарнокопытных он, возможно, и привлекал, но бескопытных, к которым относились все люди, отпугивал. К Вовчику нельзя было приблизиться на десять шагов.

Наконец ворота пегасни открылись. Кузепыч и прыгавший в гипсе Родион (не усидел-таки в Склифе) выпустили двух жеребят. Один жеребенок был Гульды. Другой – Афродиты. Жеребята находились в том возрасте, когда их отнимают у кобыл. С семи-восьми месяцев маленьких пегов гоняют на корде, а еще полгода спустя начинается заездка, приучение к уздечке, седлу, короткие пролетки. Но это все будет делать тот, кого выберет юный пег…

Афродита стала поворачиваться в тесном проходе и едва не размазала Кузепыча по кирпичной стенке. Тот хлопнул кобылу по крупу.

– Куда? Вот я тебя!

Афродита шарахнулась. Жеребенок, струсив, побежал за ней, выпрыгивая из снега высоко, как кузнечик. Кузепыч стоял и, сунув в карманы большие пальцы, провожал его взглядом.

– Ишь ты, мышиный жеребчик! – добродушно проворчал он и, наклонившись, оглушительно свистнул в два пальца.

Жеребенок с кобылой унеслись на луг, по которому плавали дружелюбные фыркающие тени. Кузепыч смущенно оглянулся и сунул руки в карманы.

– Господа! Я понимаю, что мы все давно привыкли! Но лошади с крыльями! Это же мистика! – ошеломленно сказал Даня.

– Угу в смысле ага! Мы все тут сплошь мистики! – согласился Ул, сплевывая через тележку. – А теперь обрадуй меня, старика! Убери навоз с прохода, а то ботинками растащат! Вон там лежит волшебная лопата, которую чародей Кузепыч купил у магического таджика в сказочном подземном переходе!

Кирилл стоял рядом с Макаром. Макар смотрел на жеребят, как пятилетний мальчик на пожарную машину. Лицо у него расслабилось, подобрело, даже жесткий рот перестал тянуться в ниточку. Бульдожья складка на лбу разгладилась, превратилась в незагорелую белую полоску.

Кирюша неосторожно шевельнулся, попав к Макару в поле зрения. В ту же секунду лицо Макара стало неприятным и циничным.

– Ча зыришь, сладкий? Глазки давно с шилом не дружили?

Кирюша забеспокоился и поспешил переключить его мысль в безопасное русло:

– Как тебе пеги?

– Да никак! Ча я, лошаков не видел?

Меркурий Сергеич заарканил кобыл и отогнал Афродиту и Гульду от жеребят. Маленьких пегов поместили в загон.

– Сейчас подманивать будут… Сюсюкать… Корки с солью совать… Не понимает народ… – произнес кто-то за спиной у Рины.

Она оглянулась и увидела Вадюшу, одетого в короткое пальто канареечного цвета. Шныровских курток Вадюша не уважал.

– Чего не понимает?

– Жеребенок не может ошибиться! Когда угодно, но не теперь. Сегодня он выберет того, кого надо. Хоть ты мешок сухарей принеси – не подкупишь!

– Почему? – неосторожно спросила Рина, забывшая, кого спрашивает.

Вадюша выставил вперед ножку.

– Видишь ли… – начал он, закладывая руки за спину. – Существует восемь различных теорий, однако в целях экономии времени остановлюсь на четырех самых правдоподобных. Основную гипотезу озвучил первошныр Асмус Двуносый… нет, нос у него был один, но подозревают, что в бою он был разрублен надвое и потом неправильно сросся…

Пока Вадюша ораторствовал, в загон спрыгнул Гоша и замер у линии, которую Кузепыч прочертил на снегу сапогом. Заходить за линию и гоняться за жеребятами запрещалось. Таких участников сразу выгоняли. Гоша зачмокал. Затем стал бросать ржаной хлеб, чтобы, подбирая его, жеребята постепенно оказались рядом. Жеребята хлеб подъедали, но к Гоше никто не подошел.

Последний кусок хлеба у Гоши забрал Кузепыч и сунул себе в рот.

– Свободен!.. – сообщил он.

– Надо же! Кузепыча приручили! Кузепыч взял хлеб из рук! – громко хокнув, произнесла Фреда.

После Гоши в загоне перебывали Окса, Рузя, Наста и кухонная девушка Надя. Надю жеребята знали лучше всех: каждый день она приносила им что-нибудь из своей пищевой вотчины. Жеребята и сейчас помчались угощаться, но за черту ни один из них не перешел и коснуться себя не дал.

– Дурилка! Дурильник! Дурила! – весело восклицал Родион, когда очередной неудачливый претендент покидал загон.

– Ну что? Еще желающие есть? А то я голодный! – вслед за хлебом Кузепыч успел съесть яблоко и горсть сушек.

Рина оглянулась на Витяру, но тот замотал ушастой головой, показывая, что его черед пока не настал.

– Кто у нас там еще был? Вовчик, что ли? Где, грустный пень, этот деятель? – гаркнул Кузепыч.

Стали искать Вовчика.

– А вон он! – девица Штопочка, сидевшая на столбе ограды, ткнула пальцем на луг.

Первый красавчик ШНыра зигзагами улепетывал по заснеженному полю. За ним, азартно поджав уши, гнался ослик Финт. Цель Вовчика была достигнута: одно непарнокопытное его спрей уже привлек.

100