Мост в чужую мечту - Страница 41

Ей открыла БаКла – бабушка Клава – широкая и очень бодрая, в канареечном халате и зеленых мягких тапках. БаКла стояла на пороге и, не пуская Яру в квартиру, внимательно всматривалась в ее лоб.

– Как ты себя чувствуешь? Голова больше не болит?

– Нет! – торопливо ответила Яра.

Года два назад она случайно пожаловалась БаКле на головную боль и теперь всякий раз об этом жалела. В тот раз она забыла, что, когда она была маленькой, БаКла, как пчелка, облетала врачей и повсюду собирала отрицательные диагнозы. Если кто-то из докторов говорил, что Яра здорова, БаКла начинала его люто ненавидеть и больше к нему не ходила. Разумеется, вскоре это привело к естественному отбору: рядом с ними остались только те доктора, кто соглашался получать от БаКлы шоколадки и считать Яру опасно больной.

БаКла потащила Яру на кухню, налила ей огромную тарелку горячего борща и вручила ложку.

– Привет, дед! – радостно поздоровалась Яра.

Напротив нее за столом сидел дедушка ВикСер – Виктор Сергеевич. ВикСер – полная противоположность БаКле. Он добрый, смешной и сухонький. БаКлу любит, Яру любит, на работе всех любит. И без халтуры любит, на полную катушку. Ни о ком никогда плохо не отозвался. Все у него хорошие люди. Если же о каком-то человеке никак нельзя сказать, что он хороший, тогда ВикСер говорит, что он несчастный. Иногда Яра не понимает, как в нем, таком тощем, помещается столько любви. Вокруг позвоночника она, что ли, обматывается?

Еще ВикСер носит с собой желтенькие таблеточки в длинном стеклянном пузырьке с крышкой, которые называет «пентрицитинчик». Когда кто-то волнуется, или плачет, или давление, ВикСер моментально достает их и услужливо предлагает:

– Пентрицитинчику?

Как-то Яра попыталась найти такое лекарство в медицинском справочнике, но безуспешно. «Пентрицитинчик» есть только у дедушки. В остальных местах явные подделки.

Яра послушно глотала борщ, а БаКла постоянно подливала ей половником и повторяла, что от Яры «остались одни глаза» и неплохо бы ей пройти полное обследование.

– Я здорова!

– Это ты думаешь, что здорова. Все так думают до полного обследования! – с торжеством воскликнула БаКла.

Яра мысленно застонала. У БаКлы слишком живое воображение. Все представленное она воспринимает как свершившуюся реальность. Так, например, вообразив однажды, что Яру выгнали из школы, она связалась с плохой компанией, подсела на иглу и умерла, она принялась в голос рыдать и швырять в мойку посуду. И неважно, что живая и здоровая Яра при этом спокойно читала в соседней комнате.

За едой Яра молчала и старательно загребала гущу. При БаКле вообще ничего сказать нельзя: она сразу начинает развивать бурную деятельность. Убедившись, что Яра ничего не рассказывает и лечиться не собирается, БаКла с досадой обрушилась на ВикСера, раздирать которого в клочья она уже сорок четыре года считает главной супружеской обязанностью.

ВикСер грустно вздыхал, рассеянно улыбался Яре и мечтал поскорее удрать в свой контейнер на строительном рынке, торгующий водопроводными кранами и пластиковыми трубами. Контейнер такой маленький, что в нем работают только двое – сам ВикСер и его школьный друг БорБор (Борис Борисыч), тишайший и добрейший человек, вечно говорящий о своей даче.

За всю жизнь БорБор и ВикСер ни разу не поссорились. Когда сердятся, то говорят друг другу грустными голосами: «Виктор, я тебя не понимаю!» или «Борис, ты сегодня сам себе противоречишь!»

Когда ВикСер окончательно собрался в свой контейнер, Яра улизнула с ним вместе, расцеловав БаКлу в румяные щеки. Внизу под окнами ВикСер достал щетку и стал сметать снег с грузовой «Волги»-«санитарки». Удобная машина, когда все время приходится возить трубы.

– Дед! Помнишь тот год, когда я тут училась?

– Ну, – ВикСер скребком счищал лед с лобового стекла.

– А когда я пришла домой с разбитым носом? Было такое?

ВикСер перестал скрести лед и выпрямился. Воспоминания разложены у него по ящичкам, как шаровые краны, в одном ему известном порядке.

– Пришла она! Как же! Я сам тогда тебя привез! У нас тогда «девятка» была инжекторная. Хорошая машина, только в багажник ничего не лезет. А чего такое?

– Ты не помнишь, меня в тот день кто-то кусал?

ВикСер засмеялся. Лицо у него покрылось непредсказуемыми морщинами.

– А ты забыла? Ну дела! Всю щеку раздуло, а она не помнит! Да БаКла с тобой все больницы города объехала! Требовала, чтобы тебя положили! А тебя не кладут, и все тут! Обычный, говорят, пчелиный укус. Нечего нагнетать! Ну и злилась же она!

– ПЧЕЛИНЫЙ?

– Ну да. Хотя подумаешь, так откуда в марте пчелы? Разве психованная какая проснется раньше времени… – подтвердил ВикСер и снова стал скрести лед. За ночь лобовое стекло покрылось панцирем.

Обратно Яра добиралась на электричке. Зарядить в Электростали нерпь было негде. Размещение по подмосковным городам зарядных закладок еще только входило в планы шныров.

Яра смотрела на ползущие за окном вагона снега. Змейка ее не тревожила, понимая, что сейчас лучше не соваться.

«Неужели моя пчела нашла меня уже тогда… а потом исчезла на долгие годы? Выходит, пчела находит шныра в момент поступка? А потом ждет, пока он готов?» – думала Яра.

* * *

Вечером Яра ждала возвращения Ула у пегасни. Она мерзла и дула на руки. Ей было тревожно. Она знала, что Ул вот-вот должен вернуться из нырка. А он все не возвращался. Меркурий Сергеич возился с новичками. Сегодня начиналась практика боевого пилотажа – правда, пока на земле и на нелетающих пегах.

Шныры-первогодки выводили лошадей из пегасни. Икар, обычно само смирение, сегодня капризничал. Не позволял затягивать подпругу и хватал Алису зубами. Алиса психанула и ответила ему тем же: укусила Икара за шею. Икар жалобно заржал, страдальчески вытянув морду. Алиса отплевывала шерсть.